Барин. Виктория Токарева — о писателе Юрии Нагибине
✍Юрий Маркович Нагибин входил в редколлегию журнала «Наш современник». Этот журнал объединял вокруг себя писателей-деревенщиков, которые писали о проблемах русской деревни. Эти писатели жили в глубинке, не обращали на свой внешний вид никакого внимания. Пушкин говорил: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Писатели-деревенщики о красе ногтей не думали и выглядели как пьющие мужики, коими они и являлись.
Юрий Нагибин на их фоне казался заморской птицей в стае ворон. Он был красив, одевался дорого и со вкусом. Барин.
Члены редколлегии подозревали в нем еврейскую кровь и относились недоверчиво. Юрий Маркович – русский по матери, но все-таки он был Маркович, и это настораживало. Антисемитизм процветал в «Нашем современнике» и был не полезен его носителям. Как всякое негативное чувство, он портил здоровье, выжирал талант.
Нагибин меньше всего походил на еврея, скорее на татарина. Но всё это не имело никакого значения. Он был талантлив, знаменит, богат, красив и женат на Белле Ахмадулиной. Что ещё надо человеку?
Впервые я познакомилась с Юрием Марковичем на «Мосфильме». Он был старше меня лет на двадцать и казался мне старым. Сейчас, в наши дни, двадцать лет – нормальная разница, даже маленькая. Недавно по телевизору Малахов демонстрировал разницу в пятьдесят лет. И ничего, все счастливы.
В первую нашу встречу Нагибин почему-то рассказал мне о том, как он недавно подрался. Я спросила:
– А вы не боитесь драться?
Всё же неприятно получить кулаком в нос. И больно. Искры из глаз.
– В драке главное – готовность драться.
Прошла целая жизнь, а я запомнила эти его слова. И поверила в них. Готовность к драке – как аппетит перед обедом. Хочешь есть – будешь есть.
В ту пору Юрий Маркович был женат на Белле Ахмадулиной. Беллочка пребывала в большой моде: талант плюс красота, то и другое высочайшего градуса. Сам факт того, что Белла выбрала Юрия Нагибина, поднимал писателя в глазах общественности. И я смотрела на него как на обладателя Шамаханской царицы, хотя главное в Нагибине – не жена, а его собственная ошеломительная, неповторимая проза.
Юрий Нагибин – златоуст. Впечатление, что его словарный запас иной, чем у обычного человека. У среднего обывателя тысяча слов, а у Юрия Нагибина – миллиард. И он жонглирует словами, как виртуоз. Слушать его – счастье. Когда он говорит, то корабли на море разворачиваются и меняют курс, как от пения сирен.
Писатель Георгий Семёнов (ныне забытый) прочитал мой первый рассказ «День без вранья» и принёс Нагибину. Для чего? Чтобы сверить впечатления. Нагибин прочитал и сказал:
– Пишут все, а она писатель.
Юрий Маркович написал предисловие к моему первому сборнику. Мне кажется, это предисловие талантливее, чем вся моя книга. Я помню его наизусть. И дело не в хвалебном содержании, а в том, какие он находит слова и как их расставляет.
В те времена я была молода, училась в Институте кинематографии на сценарном. А перед этим преподавала фортепиано в музыкальной школе.
Я не любила процесс обучения, а он не любил меня. Я была плохой педагог, вернее серый. Не творческий.
Я ненавидела свою жизнь, и моё будущее казалось мне пустыней. Под ногами – песок, над головой – небо, и никакого иного пейзажа. Песок и небо. И ты шагаешь из года в год до гробовой доски. Хочется повеситься. Никакая любовь не спасёт. И вдруг тебе говорят: «Ты писатель». Пустыни как не бывало. Жизнь – Лас-Вегас, сверкающий огнями, кока-кола, ковбой на арабском скакуне. А ещё точнее – никакого Лас-Вегаса, никакого ковбоя, а письменный стол и тишина, и хорошая ручка с золотым пером, и открытые каналы на темени. Каналы принимают космос, а ты – посредник между космосом и людьми. Это и есть писатель.
Мы сидим на его даче за столом. Какой-то праздник. Может быть, день рождения, хотя вряд ли. За столом все жёны Юрия Марковича, их штук пять. Здесь же последняя жена Беллочка. Она создала красивые бутерброды, сверху каждого – зелёный кружок свежего огурца.
Время от времени одна из жён выскакивает из-за стола и бежит на кухню рыдать. Порыдала и вернулась с опухшим лицом. Можно понять. Все остальные мужчины рядом с Нагибиным – серые и тусклые. Скучища.
Вокруг стола бродит породистая собака. Ей дают бутерброд, но чаще она берёт его сама прямо с тарелки, не дожидаясь подачки.
Я сижу и поражаюсь этой жизни, для меня непривычной. В моём понимании прежние жёны остаются за кадром и в гости к ушедшему мужу не ходят. И собаки знают своё место и не суют морды в общие тарелки.
Какая жизнь правильнее: моя или нагибинская? Моя течёт как у людей, существуют табу: что-то можно, чего-то нельзя, дети, пелёнки, заботы. А в нагибинской жизни можно всё, не существует никаких запретов. Можно приставать к своей тёще (повесть «Моя золотая тёща»). И тёща готова «крутить» с зятем, мужем своей дочери. Что это за люди? Они не боятся греха и не стесняются себя. Этакое расхристанное существование. Причина – пьянство. Такое поведение могут позволить себе люди нетрезвые, которым море по колено. Мозги отравлены токсинами алкоголя. Снижены все реакции, а бывает – просто стёрты. Многопьющие люди не помнят и не ведают, что творят.
Я не ханжа, но мне такое бытие кажется недопустимым и даже опасным. Однако в творчестве Нагибина важно не ЧТО, а КАК. Не содержание, а форма.
Нагибин – гений слова. Он находит слова и расставляет их так, как будто его рукой движет высшая сила. Просто человек на это не способен. Один хороший писатель отозвался о Нагибине: «Безрелигиозное мышление».
Позже я читала его дневники. Он страдал невыносимо. И я поняла: вот оно – возмездие за грехи. Вот он – ад. Ад приходит к человеку не после смерти, а при жизни. Ближе к концу. В начале жизни человек может разрешать себе многие безобразия. И при этом легко себя простить, сказать себе: «Ну и что?» А на исходе дней это «ну и что?» всплывает и жжёт душу. И хочется вернуться обратно в прошлое и всё исправить. Но…
С Беллочкой Юрий Маркович расстался. На эту тему Белла написала такие стихи:
Прощай! Мы, стало быть, из них,
кто губит души книг и леса.
Претерпим гибель нас двоих
без жалости и интереса.
Последняя жена Юрия Марковича Алла была умная, трезвомыслящая. Своего знаменитого мужа она тоже сделала трезвым человеком. И Нагибин увидел, как прекрасна нормальная человеческая жизнь и как прекрасна Алла. Ко всему прочему, Алла оказалась первоклассным дизайнером. Она как бы зачеркнула прежний дом, перестроила его, преобразила.
Я встретила в Италии режиссёра, который работал с Юрием Марковичем. Он проговорил: «Каза…» – и закатил глаза. «Каза» – в переводе «дом». Такой «казы», как у Юрия Марковича, не часто встретишь. Дело не в роскоши, а в количестве и качестве вкуса, который был вложен в эти стены.
Алла сделала веранду, как аквариум. Одно сплошное стекло, но какое… Она везла его откуда-то из Прибалтики – цельный кусок хрустального тяжёлого стекла. Красивый дом – идея фикс Аллы. И она её постепенно воплощала.
Юрий Маркович гордился своей женой. Алла была похожа на Софи Лорен – красивая, разумная, практичная. Она пришла к нему ТАКАЯ, как надо. И ТОГДА, когда надо.
Юрий Маркович был уже немолод. Прежний образ жизни подорвал сердце. Он много писал, писал постоянно. Когда наступал кризис и не о чем было писать, он создавал рассказ «Немота» – о том, как писателю не о чем писать. В сущности, всё может стать темой для творчества, даже отсутствие замысла, даже нежелание работать.
Однажды мы оказались на каком-то приёме. Я давно не видела Юрия Марковича. Он постарел, но годы ему шли. Морщины были глубокие и делали его мужественным. Я спросила:
– Сколько вам лет?
Он ответил:
– Семьдесят три. Я стесняюсь.
Только он мог найти такой глагол: «стесняюсь». Это так точно и так по-детски.
Мы сидели за разными столами. Я – в углу, он – в середине зала. И когда я оглянулась, чтобы найти его глазами, то увидела его весёлым, оживлённым, в центре цветника. Вокруг его стола собрались самые красивые женщины. Юрий Маркович царил.
Я поняла: он стесняется возраста, когда остаётся сам с собой. А когда попадает в эпицентр внимания и восхищения, то расцветает моментально, становится молодым. Я полюбовалась им и порадовалась абсолютно бескорыстно. Мне ничего от него не надо. Всё, что он мог, он сделал для меня. Ему это ничего не стоило, а мне перевернуло всю мою жизнь в сторону света и смысла.
В своём дневнике Юрий Маркович писал: «Каждую ночь у меня обрывается и стремительно летит куда-то сердце. С криком, вздрогом я просыпаюсь и ловлю его на самом последнем краю. Но когда-нибудь я опоздаю на малую долю секунды, и это непременно случится, это не может не случиться».
Юрий Маркович угадал, каким будет его конец. Именно так он и умер. Он не проснулся в своё время утром. Алла решила дать ему поспать и не будила до обеда. Потом всё-таки вошла и увидела, что он мёртв.
Один из его поздних рассказов – про синего лягушонка. Точного названия не помню. Нагибин пишет о том, как он умер во сне и явился на тот свет маленьким синим лягушонком. И дальше начинаются странствия этого симпатичного лягушонка. В конце рассказа его находит красивая лань, и кладёт за правую щеку, и уносит в своё жилище. Лань – не кто иная, как Алла, которая тоже попала на тот свет в своё время. Она узнала в лягушонке любимого человека, положила за правую щеку, и они снова вместе.
Конец у рассказа жестокий, но не это важно.
Дальше, в реальной жизни Аллы, началась мистика. Алла лечила зубы. Врач надел коронку на её верхний коренной зуб и с силой притиснул, чтобы коронка лучше держалась. Но врач перестарался. Коронка пережала какой-то нерв, или сосуд, или то и другое, короче – образовался свищ. Этот свищ привёл к тому, что часть щеки, лишившись кровоснабжения, отмерла. Это называется некроз. Площадь небольшая, но ткань отторглась. Образовалась дырка насквозь. Суп выливался через дырку обратно в тарелку. Катастрофа, тем более для красавицы. Лицо изуродовано. Хоть бери и надевай паранджу.
Такое впечатление, что Юрий Маркович накаркал эту участь для Аллы. В рассказе про лягушонка он упомянул именно правую щеку. Именно туда лань спрятала своего лягушонка, и именно здесь образовался незаживающий свищ. Надо как-то жить дальше. Алла едет в Америку, делает пластику. Борьба за лицо длилась несколько лет. Она вернулась с заплаткой на щеке. Заплатка оказалась бледнее остального лица. Алла стеснялась. Не любила встречать людей. Можно понять.
На краю участка Алла выстроила второй дом, невероятно элегантный, если можно так сказать о доме. Переехала в новый дом, а старый продала.
Пришли покупатели, сбрили «хазу» Юрия Марковича, а на этом месте выстроили новый дом – длинный, огромный, буквально галерея Уффици со стеклянными переходами. И ничего не осталось от Нагибина, кроме его волшебных книг.
Его именем назвали улицу, которая ведёт к нашему посёлку. Улица короткая, скорее тупичок. Но ничего. Стоит табличка, прибитая к шесту. На белом фоне чёрными буквами написано: «Улица Нагибина». Интересно, как бы он сам к этому отнёсся? Что бы сказал? Скорее всего, ничего. Его интересовали вечные темы, а не суета сует.
Однажды Алла пригласила меня в гости. Показала отреставрированный кабинет, который она в своё время приобрела для мужа. Мне в глаза хлынула роскошь: сорок пять килограммов бронзы, карельская берёза, бронзовые русалки горят как золотые.
У меня перехватило дыхание, как будто мне в лицо плеснули ковш ледяной воды.
– Фантастика… – молвила я.
– Я хочу это продать, – сообщила Алла.
– Почему?
– Потому что это эксклюзивная мебель. Она стоит два миллиона евро.
– И кто-то купит за такие деньги?
– Конечно, купит.
– А сама ты не хочешь пожить в роскоши?
– А зачем мне? Чтобы пришла какая-то Вика Токарева и сказала: «Фантастика»? А так я продам и буду ездить в Германию на лечение, очищаться…
– От чего?
– Ты не представляешь себе, сколько в меня вливали антибиотиков. Вёдрами.
Меня, конечно, задели её слова «какая-то Вика Токарева». Я не «какая-то». Но всё равно жалко красоты. Будет светить кому-то.
В этих креслах сидел Юрий Маркович Нагибин – великий, как Вольтер, и жонглировал словами, как золотыми шарами. И они до сих пор летают в пространстве.
https://story.ru/istorii-znamenitostej/love-story/barin/
